Погода ни к черту...пасмурно, дождь...Так и хочется куда-то уехать, не зная куда точно...
Спасает одно, тупое шастанье по сайтам в разделе Фан-фикшн... нашла что-то под настроение:
Фандом: STARGATE.ATLANTIS
Название: Мои мертвые
Следом ползёт вереницею
Сизой туманной змеёй
Горе с любимыми лицами
Тех, кто лежит под землёй.
Алина Лесная (Илларионова)


Джон медленно закрывает глаза, но вместо снов видит холодную пустоту космоса. Где-то в невообразимой дали мигают звезды… Он вглядывается чужими глазами в яркие искры и абсолютную, однородную темноту. Ему не нужно дышать, нельзя перевести взгляд, моргнуть или пошевелить рукой — только наблюдать. Искусственно созданное тело не чувствует ни холода, ни боли, ни усталости. Только на периферии сознания мелькают, не задерживаясь, серые, как выцветшие фотографии, воспоминания.
Он знает, что где-то рядом также вглядываются в пустоту другие… — они давно сошли с ума, запертые в никчемных оболочках, и их присутствие ощущается фоном: отсветами безумия и отчаянья. А Джон пока держится. Ему есть что вспоминать и о чем думать. Можно решать задачи, повторять заученные ещё в школе стихи, спорить с собой…
Долго и пронзительно кричать внутри собственного разума; звать на помощь, зная, что никто не услышит. Не спасет.
И даже вечность спустя также равнодушно продолжат светить далекие звезды — зажгутся новые, ослепительными вспышками погаснут старые, а он по-прежнему будет вглядываться в пустоту. Выгорит Солнце, ровной чередой пройдут мимо тысячелетия, и маленькая родная планета сотрется с карт галактики.
Как давно зарыт в землю очередной пустой гроб…
Когда-нибудь Джон тоже отчается повторять в уме одни и те же уравнения и сойдет с ума… — так будет проще.
Но вот противной трелью срабатывает будильник, Шеппард открывает глаза, хотя кажется, что он и не закрывал их… и так сложно вспомнить, как люди дышат – несколько мгновений все кажется таким нелепым и непривычным. Но вот с хриплым выдохом-проклятием навык возвращается, разделяя память на две части - полковника, которого срочно вызывают в зал врат, и…
На губах привкус крови и чужое дыхание, в воздухе ощущается нота цветочных, сладких духов — её запах. Джону видится силуэт Элизабет, наклонившейся над ним: усталый взгляд, вьющиеся волосы — одна прядь смешно перечеркивает высокий лоб, и боль, которую он ощущает так, будто это его пронзает холод космоса. Будто бы это он, надрываясь, зовет на помощь, не в силах выдавить ни единого слова, и знает, что все напрасно.
Женщина качает головой, наклоняется ещё ближе и осторожно прикасается к его губам. Они целуются медленно, осторожно, тягуче-отчаянно, пытаясь продлить прикосновение ещё хотя бы на одно мгновение, почувствовать… поверить, что это действительно так, по-настоящему. Джон проводит ладонями по худым, острым плечам Элизабет, прижимает к себе, понимая, что все равно не удержит - как бы ни пытался, но иначе он просто не может…
Рация надрывается голосом Маккея, и мираж тает, оставляя после себя холод и пустоту. Ту самую безнадежность, которая прячется тенями по углам и шепчет на разные голоса — угрожает, молит, торжествует, плачет, спрашивает: «За что?.. Почему именно мне досталась та пуля? Чем твоя правда отличалась от моей?»…
«А ведь я тоже когда-то не хотел умирать»…
Но разве мертвым может быть больно?
… Джон сидит на пирсе, рассматривая сжатую в руках бутылку пива. И кажется ему, что сейчас, в этот самый момент, все совсем иначе.
Гранитной плитой давит на грудь вода; гибкие травы сплелись в причудливую колыбель, опутав его руки и ноги, приковав ко дну. Там, наверху океан бушует, раскачивая на своих волнах огромный город, а здесь, на глубине царит вечный покой. Редко-редко проплывают над Джоном странные рыбы. Их выпуклые, прозрачные глаза бессмысленно таращатся во тьму, а светящиеся плавники лениво шевелятся. Когда океан затихает, усмиряя свой гнев, водную гладь пронзают острые стрелы солнечных лучей, застывая и преломляясь. Они никогда не достигают дна, но Джон ещё помнит, как выглядит солнце… — представляет, насколько это красиво.
Он вспоминает древний, величественный город с болью и горечью, как лучший приют, так и не ставший ему домом. И больше нет гнева и злости. Даже нелепая детская обида давно покинула окаменевшее сердце Джона. Люди они такие… просто не могли поступить иначе.
Наверное, он даже заслужил такую смерть и одиночество в темноте.
Джону кажется, что по его щекам текут слезы, но это не правда — мертвые не плачут.
Он приходит в себя от горсти брызг, что бросает ему в лицо океан. Вздрагивает, чуть не роняя с пирса бутылку, и делает глоток. Рядом с Джоном сидит Майкл и спокойно, не щурясь, смотрит на солнце; смешно, как мальчишка болтает босыми ногами и улыбается. Потом дотрагивается до руки Шеппарда, будто бы что-то желая сказать, но не произносит ни слова.
Джон кивает и стирает со щек глупые слезы, пытаясь выгнать из сознания образы рыб и мерное покачивание волн, словно это Майкл сейчас сидит на пирсе с пивом, а он лежит где-то на дне океана.
Все как обычно. День, миссия, перепалки и шутки. Джон подтрунивает над Родни, что-то рассказывает Тейле, смеется над анекдотами Эвана и тренируется в спортзале с Рононом. Он чувствует усталость и голод, к тому же ноет поясница, которую не пожалел Декс. Его жизнь полна приключений, о которых не все осмеливаются даже мечтать. Но почему-то Джону кажется, что если приложить руку к сердцу — не удастся почувствовать глухих, ритмичных ударов.
Когда ночь укрывает Атлантиду теплым одеялом, Шеппард возвращается в свою маленькую, уютную комнату. В застоявшемся воздухе чувствуется запах цветов, и он думает, что, наверное, именно так приторно пахнет смерть. Джон спокойно ополаскивается в душе, листает журнал, аккуратно складывает форму, после чего долго смотрит в окно на засыпающий город.
А за его спиной молчаливым конвоем стоят тени…